Благодать или Из-под готики фламенко

Камерный драматический театр «ЛЕВЕНДАЛЬ» находится в Кировском районе Санкт-Петербурга. Это спальный район, который формировался вокруг Путиловского – ныне Кировского завода. Театр «живёт» в помещениях бывшего детского кинотеатра и, в принципе, глядя на этот комплекс полузапущенных кирпичных строений трудно представить, что здесь поселилась Мельпомена. Впрочем, в этом нет ничего особенного — театры работают и на площадях, и в подвалах, и в зданиях бывших заводов.

Когда же мы входим в фойе основной сцены, то уже понимаем, что это творческое пространство. Здесь нет ничего «казённого», формального. Оранжевые стены, фантазийные фрески, вместо потолка – белый купол шатра. Из оранжевого фойе переходим в чёрный зал-трансформер – он как бы оставляет за дверью все наши эмоции, будни, ожидания. Обнулись и смотри – идеальное состояние зрителя.

Премьера фарса-антиутопии «Благодать» по одноимённой пьесе Артура Соломонова открыла 5-й театральный сезон театра.

Фарс в глубокой древности — смеховое игрище, которое исполнялось между серьёзными сюжетами мистериального действа. Если копнуть глубже — фарсы играли в том числе на похоронах, два артиста разыгрывали плутовскую сценку, в которой персонаж-аллегория жизни должен был обмануть аллегорическую же смерть. В антиутопии всё получается в одном, где смертью оказывается утопическое заблуждение о возможности создать идеальное общество через унифицирующие законы.

«Благодать» по пьесе Артура Соломонова в постановке Ярослава Морозова — творение многослойное. Карнавальные одежды «из-под готики фламенко» (художник – Наталья Кузнецова) и гротескный стиль игры создают атмосферу комедийно-сатирическую. Ремарки на экранах отсылают в совершенно нереалистическое время почти на тысячелетие вперёд, но нет никаких традиционных технологически-фантастических атрибутов мира будущего, скорее наоборот, мы окунаемся в избранные главы из прошлого — первый, с кем зритель знакомится — «благонер Мавлик Паравозов» (Ранис Ахметгареев/Артём Осадчий), напоминающий Джокера, вступающего в ряды пионерской организации, здесь — в ряды «праведных». «Благонера» нет в пьесе, это режиссёрский символ. Постановщик прямым текстом сообщает, в какой мир он нас отправил — мир, где один из инструментов выживания и общения — донос. Кич, балаган, карнавал, но с отрицательным знаком, не как радость бытия. Этот персонаж молча присутствует в каждой сцене, беря всё подозрительное «на карандаш». Другой символический образ — «Благодать» (Ирина Горкунова), которая изрекает законы и сообщает проценты повышения температуры, влажности, а также уровня благодати на данный момент — она держит ритм спектакля, ведь её героиня где-то на Олимпе, она никуда не спешит, не смотря на страсти, кипящие в среде простых смертных.

Цитата: «Ни одно телодвижение не ускользнет от наших очей».

 Герои спектакля — две с половиной романтические пары (пятый «лирический герой» т.н. «бывший»), которые существуют в контексте тотальной «Благодати». «Благодать» и особый тип существования общества, и некий мистический газ, дым, опиум-не-только-для-народа, который смягчает все углы в восприятии вдыхающего его общества. Любовь здесь становится той самой аллегорией жизни, она, как всегда, ломает обыденность. Мир «Благодати» по своим требованиям к «чистоте» и праведности больше напоминает архаичное общество. Требования верности, публичной демонстрации отношения к «семейным ценностям», когда внутрисемейный конфликт выносятся на суд общества, отсылает к комсомольским/профсоюзным собраниям на тему морали. Всё это где-то в памяти. Любовь в таком контексте оказывается уродливой, исковерканной, практически не имеющей шансов на выживание.

Исполнителям непросто входить в такой жёстко-иллюзорный гротесковый мир, полуводевиль, построенный по схеме. В схему нужно влить жизнь. Им это удаётся, так как артистам есть что сказать.

Кто же наши герои? Сильнее всего отличается от образа в оригинальном тексте пьесы Александр.  Если читать пьесу Артура Соломонова, — это эдакий интеллигент, не очень устроенный в жизни, с тиками, страхами. По ходу текста он раскрывается и кажется уже человеком с «двойным дном», который врал всем. Герой, воплощённый на сцене Антонисом Шаманиди, оказался полной противоположностью — яркий наглый мачо, сексуальный до неприличия, артистичный и хитрый, пока не перехитрили его самого. Шоумен, живущий в узилище, где, кажется, разгуляться негде. С прототипом его объединяет одно — невосприимчивость к дурману «благодати», у него от неё только тики. Режиссёр увидел, что несостоявшимся хакером системы мог бы быть не забитый интеллигент, а вот такой плейбой — ему есть что терять. Действует на него «дурь» или не действует, по сути, он и так умеет устраиваться. Лишь бы не трогали. Он нормальный живой человек, который хочет жить и радоваться жизни — даже в самых убогих условиях находя для себя занятие.

Цитата: «Судороги?! От Благодати?! От Благодати только благо и во веки веков…»

Его партнёрша, Ирина, в исполнении Валентины Шумеевой – миловидная молодая девушка, вероятно, очень смелая, так как она не очень пугается появившегося у нее в квартире наглеца. Скорее, приключений она хочет – как герои фильмов Рубена Эстлунда («Квадрат»). Актриса прекрасно владеет своим телом, её пластика графична, как у исполнителей латиноамериканских танцев (хореограф – леся Гура). Движение – это жёсткий гротескный каркас, который на первом показе бросался в глаза, но уже на втором спектакле «дух» победил тело, эмоции освободились. Каждое движение, событие отработано как в танце, в балете — в театре руководствуются принципами биомеханики Мейерхольда.

«Бывший» Ирины, Сергей, мистик-шизофреник, живёт в своём выдуманном мире, по сути, игнорируя и законы, и людей. В исполнении Владислава Алтайского это невротичный суетливый тип, который существует в «потоке», его несёт, притом в его манере речи и в пластике сквозит инфантильность. Артист прекрасно сумел передать боль и трагедию своего, в целом комедийного, персонажа в моменте осознания «предательства» — Владислав выдержал очень точную наполненную паузу, создав ощущение обращения куда-то ввысь.

Цитата: «Астральный секс — это всё, что нам осталось».

Сложнее всего, вероятно, исполнителю роли Николая Сергеевича – Арсению Бородину. В руках Николая – власть, но он знает свою слабость, которая его мучает и не дает быть счастливым с любимой женой, Тамарой. Тамара в исполнении Анны Бухарской – гламурная роскошная дама, манерная а-ля Рената Литвинова. Она, вероятно, умнее своего мечущегося мужа, но она в его власти. Поэтому для него у Тамары осталась только фальшивая интонация, которую она выдерживает, снимая маску, лишь стоит ему отвернуться.

У всех мужских персонажей «Благодати» звучит одна и та же тема: «За что меня любить такого, не за что». Эти комплексы, неспособность жить естественно, ведёт к созданию законов о семейной чистоте, но и создав искусственные конструкты, вроде «благодати» ради сохранение своего статус-кво, такие несчастные люди не способны радоваться тому, что имеют. Им нужно уничтожить всё живое… Герой Арсения Бородина был и популистом-демагогом, жестоким диктатором, секс-рабом, униженным, провокатором. Его герой на грани гротеска и реализма. Мефистофелевский профиль артиста, налёт аристократизма, личное обаяние создают сложный характер, ощущение исходящей опасности, невротизма. И даже когда его персонаж совершает действия, которые сделали бы его смешным, он не становится клоуном. Как не бывает смешной исповедь или каминг-аут. Особенно если в руках у выступающего — автомат.

Цитата: «Кто вас арестует, пока я вас люблю?»

Дым благодати, несущей эйфорическую радость, снисходит на общество под гимн, мелодия для которого позаимствована у небезызвестного студенческого «Гаудеамуса». Его чёткий светлый ритм с холодными немецкими нотками на фоне происходящего, вкупе с агрессивно-восторженным исполнением «благонером», резонирует так же, как знаменитая песня «Tomorrow belongs to me» из мюзикла и фильма «Кабаре». Исполнение поставлено похоже — от соло к хору. Несмотря на то, что это грубый гротеск, пародия, «Благодать» продолжает звучать в ушах ещё долго, как и страшная в своей незатуманенной ясности песня из великого фильма Боба Фосса.

Текст Ирины Пекарской

Фотограф — Текусия Кайда