«Царь Эдип»//Арт-журнал «ОКОЛО»
Автор: Егор Куликов
Площадка театра “Рассвет”, расположенная в живописном месте прямо на берегу Финского залива, открылась совсем недавно, но уже успела снискать популярность у театров, которые не имеют собственной крыши или по каким-то причинам (вроде капитального ремонта) не могут её использовать. Этой весной в “Рассвете” уже дважды была сыграна премьера сезона — трагедия Софокла “Царь Эдип” в постановке художественного руководителя камерного драматического театра “Левендаль” Искандера Сакаева.
Мало кто в наши дни решается обращаться к античной драматургии, и происходит это из-за целого ряда трудностей, с которыми неизбежно приходится столкнуться: как погрузить зрителя в атмосферу глубокой древности, в эпоху описываемых событий? Как трансформировать архаичный поэтический текст в некую форму, доступную пониманию и в то же время не резонирующую с первоисточником? Как, наконец, донести до рационалистического мышления современного зрителя фундаментальные принципы древнегреческой трагедии и как должен быть представлен рок?
Атмосфера спектакля максимально инфернальна с самых первых секунд. Жители города неподвижно сидят за столом, их лица скрыты капюшонами. Эдип (Владислав Алтайский) медленно перемещается вдоль стены, держась рукой за натянутую красную нить жизни, пока, наконец, не наткнётся на её конец — ту точку, из которой начнёт распутываться клубок его трагедии. Активно двигается лишь сфинкс в углу сцены (Светлана Шпак), но существует он пока сам по себе, не приближаясь к героям. Такое начало — напряжённое, мрачноватое, будто специально немного затянутое,— призвано помочь зрителю совершить резкое путешествие во времени и перенестись в Фивы. Погружению в историко-культурный контекст способствуют и костюмы героев, многослойные, сделанные из грубой светлой ткани, почти лишённой рисунка или узора, а также весьма обильное по меркам современного драматического театра использование грима.
Безусловным достижением спектакля является работа со словом. Всё же оригинальные речевые конструкции Софокла мало похожи на современную драматургию, но и видоизменять их нужно было бережно. Получившаяся инсценировка сократила многие фрагменты, приведя их в более диалоговую форму, но в то же время сохранила речевые конструкции, характерные для античной трагедии. Важно и то, как произносится текст: Эдип говорит медленно, слегка надтреснуто, взвешивая каждое слово; Креонт же (Артём Осадчий), обыкновенно нетерпеливый, эмоциональный юноша, принося весть о причине бедствий, озвучивает её не своим голосом, как бы скрывая свою личность, лишь транслируя волю богов; гулко, протяжно и неумолимо, как будто из самой глубины веков звучат пророчества слепого старца Тиресия (Арсений Бородин), которым поначалу не внемлет Эдип.
Образ Иокасты, создаваемый Анной Бухарской, несколько выделяется из общего ряда своей особенной архетипичностью, выходящей далеко за пределы истории о царе Эдипа. Супруга Эдипа предстаёт перед нами мудрой, многое повидавшей женщиной с трудной судьбой, над поворотами которой ей много лет приходилось размышлять, способной примирить ссорящихся Эдипа и Креонта, успокоить волнующегося царя, спокойно и просто разговаривать с вестником (Валерий Шевелёв) или пастухом (Сергей Сидоренко), проявлять минутную слабость и тихонько плакать. Ей подвластно, казалось бы, абсолютно всё. Вот только рок сильнее…
Рок, тот самый рок, в спектакле получает воплощение в первую очередь в образе сфинкса, который, возможно, станет одной из самых ярких актёрских работ Светланы Шпак. Одетая в красный тканый костюм, она не выпускает из рук клубок нитей, конец которого то и дело передаётся в руки героев. Сфинкс то молчаливо подкрадывается к героям и нависает над ними, то издевательски смеётся над их репликами из противоположного конца сцены, то вступает с ними в диалоги, в которых герои, как правило, пытаются осознать, как череда их, казалось бы, безвинных действий привела к трагедии. Раз за разом повторяется вопрос: преступление ли содеянное? Вновь и вновь звучит ответ: преступление. Словно дополняя тем самым свою внеземную природу, сфинкс иногда произносит мрачные заклинания на неизвестном языке или переходит на оглушительный визг, невольно заставляющий зрительный зал вздрагивать. Полноценный же монолог сфинкса звучит лишь в конце, как бы послесловием, оправданием за случившееся, за то, что даже внеземной силе не подвластно было повлиять на ход вещей.
В этом спектакле, значительно менее динамичном, чем многие другие работы “Левендаля”, особенно заметна слаженность актёрского ансамбля и тонкая работа режиссёра. Каждый отдельно взятый образ кажется оформленным, выверенным, выполняющим свою конкретную роль, но при этом можно говорить и о слаженном, продуманном взаимодействии между героями. Оно складывается из мельчайших, но крайне важных эпизодов вроде того, как уже незрячий Эдип в конце спектакля соприкасается руками с Иокастой. И сколько в этом жесте отчаяния, боли, любви…
В сегодняшнем мире, где практически невозможно предсказать своё ближайшее будущее, потому что человек вновь стал игрушкой рока, а глубокое понимание происходящего наводит в основном на грустные мысли, трагедия Софокла особенно нужна зрителю. Это как раз тот случай, когда классика и современность переплетаются столь тесно, что разделить их уже невозможно.
Текст: Егор Куликов
Фото Ярослава Морозова